«Державин» как камертон
Иногда для того, чтобы разобраться в своих ощущениях от того или иного текста, нужен камертон – образец, помогающий определить их истинную силу. Для меня таким образцом несколько дней назад стал роман Юрия Домбровского «Державин, или Крушение империи». Я купила эту книжку, переизданную в 2018 году в Оренбургском книжном издательстве имени Г.П. Донконцева, совершенно случайно, на выставке Non/fictioN. Купила потому, что давно люблю сжатую, точную прозу Домбровского, а об этом романе не слышала. Да и издана книжка очень качественно – видно, что люди любят свое дело.
Начала читать – и впервые за многие месяцы «провалилась» в текст, одновременно по-простому пытаясь догадаться, «что дальше?», и профессионально смакуя детали. Это – прекрасный зрелый Домбровский, тот, которого я знала по «Хранителю древностей» и «Факультету ненужных вещей». Даже не верилось, что «Державин» – первый роман писателя, вышедший в 1939 году в Алма-Ате. Хотя, с другой стороны, наверно только там 30-летний журналист, высланный из столицы, мог издать книгу, в которой нет и намека на господствующий соцреализм.
Время ее действия — зима 1774 года, финал Пугачевского восстания. Вопреки канонам тогдашнего понимания истории, в обоих лагерях есть трусы и смельчаки, герои и предатели. И множество тех, кто просто хочет выжить в этой заварухе. Молодой (тоже 30-летний!) Державин честно пытается защитить власть. При этом у него есть еще одна цель – вырваться из осточертевшей нищеты, найти достойное применение способностям, которые он чувствует в себе. Именно это приводит обычного офицера в ряды тех, кто сражается с Пугачевым, заставляет идти на риск. В его характере парадоксально сочетаются юношеский азарт, граничащий с наивностью, и трезвый ум государственного деятеля, выдержка – и умение всё поставить на кон…
Роман не был окончен. В том же году, вскоре после публикации, писатель снова был арестован и осужден. «Как о редком счастье, необыкновенном везении в его судьбе говорил Юрий Домбровский о выходе «Державина», – вспоминала его жена Клара Турумова-Домбровская. – Он не раз повторял, что, если бы не «Державин», первый маленький неоконченный роман, никогда бы ему не быть членом Союза писателей». Однако продолжать его после освобождения не стал. Видимо, понял, что внутренне независимый и неизменно честный государственный деятель и поэт – не лучший герой для тогдашних времен. К тому же, даже в этом небольшом, внешне неоконченном тексте писатель сумел удивительно ярко и точно показать не только характер Державина и окружающих его людей – исторических деятелей и вымышленных персонажей, но и сам вкус эпохи. Взять хотя бы эту сцену:
Бибиков шел прямо к Державину.
Он подошел к нему вплотную, взял его за плечо и, глубоко заглядывая в глаза, сказал вполголоса: «Вы отправляетесь в Самару, возьмите сейчас же в канцелярии бумаги и ступайте».
Державин почувствовал, как зашевелилась у него на спине кожа и заломило под ногтями. Вот, значит, как ему отплачивает главнокомандующий за его не в меру откровенный разговор. Из Самары он уже не вернется, его посылают на смерть. Не Маврина, не Лунина, не Бушуева, а именно его, Державина, так дерзко и смело упрекавшего главнокомандующего в бездействии.
Он зябко передернул плечами и поднял глаза.
Главнокомандующий смотрел на него с любопытством.
То, что проделал он сейчас с этим юнцом, не имело никакого смысла, но он с детства отличался чертовским любопытством и всегда любил проделывать рискованные опыты над душой человеческой. Юнец был для него загадкой, а он не любил загадок, когда они касались его подчиненных. Он не понимал этого длиннолицего, нелепого юнца, который десять лет прожил в казарме, попал под следствие за слишком счастливую игру в карты и все-таки продолжал писать стихи и мечтать о славе. Бибиков не был злым человеком и он бы не тронул его – юность всегда горяча и нелепа, главнокомандующий знает это по себе, — но вчерашний разговор при запертых дверях обязывал их обоих ко многому. Теперь дело обстоит так: юнец хочет отличиться. Хорошо, он предоставит ему эту возможность, но пусть тот пеняет на себя, если вдруг окажется более храбрым на словах, чем на деле. Война не щадит, а в руках Бибикова десятки тысяч душ, он не может думать о каком-то подпоручике Державине.
Лицо у юнца стало совсем белым, он провел рукой по лбу, как будто затем, чтобы поправить волосы, и, опуская липкую от пота руку, сказал деловым голосом:
— Готов.
…Молодец, не дрогнул, не сделал испуганных глаз, не изменился ни в чертах лица, ни в голосе…
Именно это умение не описывать чувства и идеи, а показывать их и сделало для меня этот роман камертоном замечательной русской прозы. По крайней мере, на сегодня. А еще роман, как, впрочем, и жизнь самого Юрия Домбровского – хороший пример того, как можно оставаться внутренне независимым от мнения большинства в самые непростые времена…