Бабушка рядышком с дедушкой…
От этой веселой песни Раймонда Паулса у меня каждый раз сжималось сердце. Я видела такое только на старой фотографии. На ней бабушка с дедушкой еще совсем молодые, может быть, даже до свадьбы. А в жизни была одна-единственная бабушка, Александра Ивановна Новикова. Вторая бабушка, Дора Ивановна Зотова, умерла за два дня до моего рождения. Когда родители развелись, мне было два года, поэтому и деда по отцу я видела очень редко. К тому же, дека Павел (так я его звала) умер, когда мне было шесть лет…
Словом, бабушка у меня была одна, единственная и неповторимая. Сколько себя помню, она всегда была рядом. Мама вышла на работу, когда мне еще не исполнился год — надо было кормить семью. Всю свою долгую 93-летнюю жизнь бабушка посвятила семье – сначала двум дочерям, а потом нам, внукам. Да еще – памяти любимого мужа, Григория Николаевича Новикова.
Они прожили вместе всего 7 лет, до марта 1942 года, когда дед, сотрудник Наркомата речного флота, эвакуированный с женой и двумя дочерьми в Ульяновск, записался добровольцем, хотя имел по должности освобождение от призыва. (Семья узнала об этом только в 1966 году, когда в здании Министерства речного флота РСФСР на углу Петровки и Кузнецкого моста открывали памятную доску с именами погибших сотрудников.) Дедушка погиб 29 ноября 1942 года, когда старшей дочке было всего 7 лет. Капитан, много лет водивший суда по Волге, он почему-то попал на курсы лейтенантов, расквартированные в Москве. Там переболел желтухой, в июле 1942 года получил звание лейтенанта и назначение в Амурскую Краснознаменную флотилию. 16 июля он отбыл туда и прибыл в Хабаровск около 7 августа (именно этим днем датирована одна из сохранившихся открыток).
И почти сразу ему пришлось проделать обратный путь. Тогда бОльшую часть свежих частей из-за Урала направляли под Сталинград. Командиру минометной батареи лейтенанту Новикову тоже суждено было помочь разгрому армии Паулюса, но – косвенно. Его часть отправили под город Белый, расположенный юго-западнее знаменитого Ржева, где 26 ноября 1942 года началась операция «Марс». Имитируя наступление, советское командование пыталось связать силы фашистов, не дать возможность перебросить войска под Сталинград. Задача была выполнена – ценой десятков тысяч жизней. Против наступавших немцы бросили более 30 дивизий, в том числе 4 танковые… Уже в наши дни, зайдя на сайт Центрального архива Министерства обороны РФ, я вздрогнула: вместе с дедом, в братской могиле в деревне Шайтровщина (в похоронке — Шатровщина) покоится 1212 человек. И все же нашей семье повезло: в отличие от многих, павших подо Ржевом и Белым, дед погиб, а не пропал без вести. Тогда это значило, что семья получала право на пенсию по потере кормильца…
-
- Похоронка
-
- Братская могила в д. Шайтровщина
Бабушка часто рассказывала мне о дедушке. Говорила в основном общие фразы – честный, смелый, много работал. Жизнь капитанской жены тогда не была легкой: либо – разлука на 7-8 месяцев, пока длится навигация, либо жизнь в тесной каюте без удобств, но – вместе. Они плавали вместе – сначала вдвоем, а потом и втроем, со старшей дочкой, моей мамой. В навигацию 1935 года бабушка была беременна, и в августе, за неделю до родов дедушка высадил ее там, где стоял пароход – в Астрахани, сняв комнату в пригородной слободе. (Сейчас такой поступок вполне мог стать поводом для разрыва. А тогда всё было, похоже, в порядке вещей…) Бабушка успела родить, пока ей на помощь из Рыбинска на рейсовом пароходе добиралась свекровь. Когда роженица немного оправилась, они на попутных судах нагнали дедушкин пароход «Память Воровского» и вместе доплыли до дома. Так моя мама не только стала астраханкой, но и впервые попала на палубу двух недель от роду. А 30 мая следующего года семья вновь попала в этот город и даже снялась там на память…
Гораздо больше информации я нашла в дедушкиных справках о списании на берег и других документах, сохранённых бабушкой. Дед родился 14 ноября 1905 года. Самая ранняя справка датируется 1921 годом. Она удостоверяет, что в тот год он работал матросом на барже «Лебедь» волжского нефтеналивного флота. С тех пор летом он ходил по Волге, а зимой учился в Рыбинском рабочем техникуме водного транспорта.
7 мая 1924 года Григорий Новиков получил там «Временное свидетельство об успешном прохождении испытаний на звание штурмана II разряда речного и озерного плавания». После этого 4 года был штурвальным, а в 1928 году 23-летний штурман стал старшим помощником капитана на пароходе «Демократ». В 1932 году он – помощник капитана парохода «Память Воровского», а вскоре становится его капитаном. Судя по воспоминаниям бабушки, на нем он служил до 1939 года, когда дедушку назначили начальником пристани «Большая Волга». Тогда это был ключевой пункт нового канала имени Москвы, место его соединения с Волгой в районе деревни Иваньково (сейчас – окраина Дубны). По-видимому, с этой должностью Григорий Новиков справился успешно, т.к. через год его перевели в Наркомат речного флота, а весной 1941 года даже хотели послать в командировку в Монголию. (Зачем – отдельный вопрос. Похоже, дед к тому времени стал опытным управленцем.) От несостоявшейся командировки осталось фотография на бабушкин загранпаспорт, на которой она снята вместе с дочками.
В 1937 году, к открытию Канала имени Москвы, часть сотрудников Волжского речного пароходства была переведена на работу в Московское речное пароходство. В их числе был и дедушка. Местом их жительства стал бывший поселок строителей канала на острове, образованном пересечением канала и излучины реки Клязьма, недалеко от железнодорожной платформы Хлебниково. В 1945 году он, как и построенная рядом новая железнодорожная платформа, официально стал называться «Водники».
Особую память хранили вещи. Возможно, где-то в подсознании отложилось, что в младенчестве именно дедовским шелковым шарфом мама с бабушкой, по деревенскому методу, туго перевивали мне ноги, чтобы их распрямить. И, надо сказать, добились своего… Лучше всего помню смешную белую шапочку, которой я очень любила играть. (На самом деле, это был летний чехол от капитанской фуражки.) Бабушка сделала ей околыш из корсажной ленты, на котором вышила «Аврора»… А однажды в коробке с пуговицами я нашла странную заколку. Оказалось, что это дедушкина форменная заколка для галстука. Жаль только, что эти вещи были у бабушки и во время переездов куда-то затерялись.
В детстве дедушка был для нас с двоюродным братом идеалом настоящего мужчины – смелым, решительным, упорным, любящим мужем и отцом. Брата назвали в его честь. А пока Гришки не было на свете, дедушкино имя примеряла на себя я…
Лет в восемь мне в руки попали письмо и открытки, которые дедушка писал семье в 1942 году. «Здравствуйте! Дорогие мои Шурочка, Идочка и Маргариточка, шлю вам свой сердечный привет и крепко, крепко целую» – так начиналось каждое письмо. 7 августа 1942 года, уже с Дальнего Востока, он просил: «Шуренка, сфотографируйся с ребятами и пошли фотокарточку. Увидеть всех хотелось давно». Я не знаю, успела ли бабушка выполнить эту просьбу. А если даже и успела, вряд ли фото дошло до адресата: вскоре он двинулся обратно к Москве и письма наверняка затерялись. В открытке, отправленной 6 сентября, он сетует, что за 2 месяца получил всего одно письмо.
Последняя дедушкина открытка датирована 16 октября 1942 года, откуда послана – неизвестно.
«Я жив и здоров, – пишет он, – испытываю навыки фронтовой жизни.
Наверное мои письма Вы получили. Я посылал с дороги. От Вас еще получить не успел – рассчитываю все же получить.
Конечно особых новостей у меня нет, кроме повседневных боевых; о которых смогу рассказать после, как исторические воспоминания»…
Весной 1943 года бабушка с дочерьми вернулась из эвакуации в разоренную комнату. Вскоре она узнала о гибели мужа… Дедушка успел предупредить ее о том, что случилось с жилищем. Вот что он писал ей в единственном сохранившемся «закрытом» письме (возможно, оно было передано с оказией):
«Шуренка. Я имел отпуск на целые сутки и вместе с тов. Самариным 14 июня ездили в Водники. Очень и очень много интересного: прежде всего, пришел к поселку, представь себе, тихо и никого. Все стоит, как стояло, только скучная картина без людей, как это бывало.
<…>
Могу написать тебе насчет квартиры, только с условием, чтобы ты не расстраивалась и была равнодушной, помня, что люди страдают и остались без крова. Я лично так решил и тебе советую: лишь бы все в дальнейшем было благополучно.
Был в своей квартире, конечно, она беспризорна, домоуправление осенью в зиму пускало зимовать в нее команды с барж и что же, все испортили: комод развалился, кровать большая заржавела, стол облез, стулья испохаблены и стоят пустые два сундука, все барахло до последней тряпки вытащили. Конечно, кто, мне установить не удалось и спросить было некого. Все это я решил передать военному прокурору для разбора и предъявления иска за порчу и хищение.
Дальше, я отдал на сохранность Скибину большую кровать – остатки, стол, 4 стула, 2 сундука порожних. Еще раз прошу, смотри не расстраивайся о потере, не так уж дорого имущество по сравнению с тем, что мы увезли. Правда, все оно было и будет нужным, но <как> говорится, живы будем наживем.
Я примерно оценил в заявлении 5 тысяч, чтобы взыскали с домоуправления».
Разумеется, ни о какой компенсации бабушке и не заикнулись, а она не решилась даже напомнить об этом. Просто пошла работать – матросом на катер, ходивший по каналу. Промучившись одну навигацию (работа была явно не женская), устроилась нянечкой в детский сад, а уже после войны – на оборонный завод «газогенераторщицей», то есть оператором газогенератора. На этой должности она проработала 20 лет, до выхода на пенсию…