Крутицы
Не так давно поняла: люблю блуждать. Идти по незнакомым улицам, растерянно отыскивая их названия на стенах домов, порой сворачивая не туда, возвращаясь и начиная поиски в другом направлении – и вдруг за поворотом увидеть нужное здание, знакомое лишь по описаниям и фото. Или – другое, но не менее интересное… Процесс поиска захватывает меня больше самой интересной экскурсии, когда всё знающий проводник подводит тебя к очередному «объекту», рысцой прогоняя мимо других зданий и мест, не достойных, по его мнению, твоего внимания. Нет, экскурсии тоже хороши, но – после, когда ты уже почитала путеводитель, прошлась по городу, заглянула в его закоулки и готова забросать экскурсовода вопросами, невольно проверяя его на профпригодность. Тогда, если повезет, экскурсия превращается в увлекательное раскрытие тайн, которые ты заметила, но не смогла объяснить, а факты, которые узнаешь, надолго остаются в памяти. Иногда, впрочем, и одного вопроса хватает, чтобы понять, что перед тобой – «попугай», честно вызубривший текст…
Впрочем, моя прогулка в Крутицкое подворье не предвещала ничего подобного. Расположенный почти в центре Москвы, на крутом (отсюда и название!) берегу Москвы-реки, у Новоспасского моста этот осколок XVII века манил меня давно. Но, может быть, именно из-за близости и доступности я не раз откладывала его на потом, предпочитая более дальние прогулки.
Наконец в серенький февральский день, когда градусник замер на нуле, а с неба с легким шорохом спускалась невидимая морось, превращавшаяся на ветках – в снег, а на мостовых – в бурую кашу, я отправилась в путь. Карту брать не стала: зачем, если от метро «Пролетарская» ходу до подворья – от силы четверть часа?
Выйдя из метро, сразу нашла дорожку, ведущую на тихий Крутицкий вал, и – залюбовалась на старинный дом, чудом уцелевший от прежней застройки. Когда-то он, наверно, казался кораблем, раздвигавшим своим килем узкие московские переулки. А сейчас его «нос» уперся в тупик с мусорными баками, образованный современными многоэтажками…
Вдоль одной из них я и пошла к Крутицам. За первой многоэтажкой тянулась другая, потом третья… Идти по одной дороге с машинами не хотелось, и я свернула во двор. Вышла на какую-то улицу с необычным домом. Нашла табличку – и замерла от удивления: улица Мельникова! Неужели передо мной – очередной шедевр великого архитектора?.. Только придя домой, узнала: улица названа в честь однофамильца Константина Мельникова – революционера Федора, а дом, который я приняла за шедевр конструктивизма – здание телефонной станции.
Я не помнила, видела ли эту улицу на карте, но четко знала, что все встречные улицы надо пересекать. Пересекла, пошла в глубь квартала и вскоре уперлась в длинную шеренгу гаражей, за которыми оказался овраг с узкоколейкой. На моем пути никакой железной дороги не предполагалось, я повернула назад и вскоре вышла на широченный Симоновский вал, который мне точно надо было перейти. Но это оказалось не так-то просто: на светофоре рядом пешеходного перехода не было. (Как потом выяснилось, я просто не заметила переход, скрытый за бугром, отделяющим Симоновский вал от Крутицкого.) Посмотрела на часы: прогулка продолжалась уже полчаса…
Ближайший пешеходный переход маячил метрах в 300 ядовито-желтыми рамками на знаках. Дошла, перешла и пошла петлять по дворам, перегороженным то детсадовскими, то школьными, то еще какими-то заборами. Ждала: вот-вот из-за нагромождения жилых коробок, настроенных в разные десятилетия минувшего века, появится красный кирпич Крутиц. Но его все не было…
Только выйдя на высокий берег Москвы-реки, я поняла, что ушла далеко влево. Однако вместо разочарования меня охватил восторг: такую панораму города я видела разве что с Кремлевского холма. Слева, в низине, подымались осветители стадиона имени Стрельцова, за ними – корпуса ЗИЛа, справа зарывалась макушкой в туман огромная каланча гостиницы рядом с Домом музыки, а прямо подо мной широкой петлей катила свои воды Москва-река.
Вдалеке на самом обрыве маячило красное здание Крутицкого подворья, давным-давно приспособленное под казармы. К нему – приятный сюрприз! – по краю косогора вела утоптанная пешеходная дорожка. Идти по ней было одно удовольствие. Но, подойдя ближе, я почувствовала шок. Из-за угла последней многоэтажки навстречу мне выплыли белые палаты с каменными наличниками и высокими изящными трубами, каких в столице – по пальцам пересчитать. Тем горше было видеть, что у здания практически нет крыши. Голые ребра стропил оттенял снег… Сколько месяцев (или лет?) стоит оно в таком виде, сказать трудно – в Википедии я увидела летнюю фотографию палат в таком же состоянии.
Судьбу Крутицкого подворья в последние два с половиной столетия трудно назвать счастливой. (Впрочем, могло быть и хуже.) Основанное как монастырь то ли в XII, то ли в XIII веке, оно столетиями было представительством в столице епископов (позднее – митрополитов) Сарских и Подонских, епархия которых во время монгольского владычества находилась на территории Золотой Орды. Первый каменный Успенский храм был выстроен здесь еще в XV веке. Его перестраивали в XVI и XVII веках, а когда рядом был заложен новый Успенский собор, переосвятили во имя Воскресения Словущего. В середине XVII века построили каменные митрополичьи палаты, которые чуть позже соединили крытым переходом с новым собором. Это время и было расцветом Крутиц. Позднее, в 1785 году, Крутицкую епархию упразднили, Успенский собор превратили в приходской храм, маленькую Воскресенскую церковь попросту закрыли, а остальные здания передали военным. Осенью 1812 года Крутицы были сожжены французами. Позже приходской храм восстановили, а в палатах разместили казармы и гауптвахту. Старый храм хотели разобрать, но этому помешали защитники старины. В результате он лишился «только» глав и верхней части стен и в таком виде был превращен в воинский склад. В 1924 году Успенский храм закрыли и тоже передали военным, а в 1964 году (редкая удача!) он был отдан Всероссийскому обществу охраны памятников…
Пройдя чуть дальше, я, наконец, увидела высокий двухэтажный собор Успения Пресвятой Богородицы в Крутицах. Он хмуро возвышался вдалеке над скоплением каких-то бытовок. Было даже непонятно, есть ли с этой стороны проход. Но мне повезло: проход нашелся…
Миновав палаты, я оказалась внутри бывшего монастыря, развернувшегося навстречу мне во всей своей неприглаженной прелести. Суровость кирпичных стен собора оттеняли припорошенные снегом ветки яблонь, ломаная линия перехода, напоминающего крепостную стену, указывала на митрополичьи палаты с великолепным белокаменным крыльцом, построенным в 1727 году.
А над главными воротами подворья возвышался знаменитый «теремок» – нечто вроде крытой обзорной площадки. Незаметно меня охватил тот покой, когда кажется, что ты и мир настроены на одну волну взаимопонимания, а потому все напасти и разрушения уже не имеют особого значения.
На дворе тихо, хотя затоптанный снег ясно говорил о том, что здесь идет своя жизнь. (Сегодня часть зданий и оба храма отданы Русской православной церкви.) Деревянные решетчатые ворота под теремком были приоткрыты и, заглянув в них, я словно перенеслась из XVIII столетия в ХIХ. От ворот вдоль перехода и собора тянется улочка, застроенная маленькими разноцветными домиками, около которых стоят старинные фонари. Вдали, из-за деревьев, подымается колокольня соседнего Новоспасского монастыря… Это – нынешний «парадный двор» Крутиц, в котором следы запустения уже подчищены.
Единственное напоминание о былом неустрое – старый храм – стоит поодаль, как бы стесняясь своего вида. Надстроенная в последние годы главка лишь подчеркивает его обезглавленность…
Пройдя сквозь ворота и обернувшись, я наконец увидела главную достопримечательность Крутиц – изразцовый фасад Теремка. Не верится, что этот затейливый ковер был «соткан» из тысячи изразцов в конце XVII века!
Вдохнув чистого воздуха старой Москвы (территория Крутиц закрыта для проезда, а ночью доступ туда и вовсе запрещен), я направилась к выходу. Пара минут – и передо мной снова шумная река Симоновского вала. Тут же нашелся переход, от которого до «Пролетарской» действительно рукой подать. В голове мелькнуло: «Надо было в самом начале спросить дорогу…» Но сожаление тут же сменилось твердой уверенностью, что всё вышло, как надо. Выйди я сразу на этот переход – и не было бы ни одетого в камуфляж здания телефонной станции, ни необъятной ширины Москворецкой поймы, ни, может быть, даже разоренных палат (со двора монастыря они не слишком бросаются в глаза)… Словом, не было бы и половины того, что подарила мне столица всего за пару часов.