Корея: заметки про — 3
Про Каннын
Во время Паралимпиады мы жили в Канныне. Это – крупный город и порт на северо-востоке Кореи. Здесь проходили паралимпийские турниры по керлингу и следж-хоккею, а раньше – олимпийские турниры по конькам, керлингу, хоккею и фигурному катанию.
Когда, узнав название гостиницы, я полезла в карты, то с радостью обнаружила, что наш отель расположен на узком перешейке между морем и большим озером, а кругом разбросаны сплошные зеленые пятна. Решила: «Вот здорово! Будем жить в парке!»
Море обнаружили сразу же, как вышли из такси – не услышать его было невозможно. Утром, выглянув в окно, увидели восход солнца, просторный пляж и сосны вдоль улицы. Красота! Поскольку было немного времени, пошли оглядеться. И что же? Невзрачные домики, куча рыбных ресторанов (как потом оказалось, очень дорогих, поскольку одно блюдо рассчитано на целую компанию), отсутствие на многих участках улиц тротуара и – никаких парков в нашем понимании.
Потом выяснилось: территория вокруг озера Кенгпхо действительно заповедная. Летом здесь цветут водяные лилии. Но то – летом. А сейчас – болото болотом…
Первая же поездка на горные объекты Паралимпиады прояснила еще одну деталь. Каннын отчетливо распадается на отдельные микрорайоны, между которыми то тут, то там попадаются скалистые холмы, поросшие соснами, огороды и даже небольшие поля. В выходные мы видели много людей, которые на автомобилях и велосипедах приехали покопаться на своих сотках. Нам, праздношатающимся туристам, они весело махали рукой…
Позже мы увидели и центр Каннына – ничем не примечательные торговые улицы, в которых даже скульптура теряется в море рекламы.
Но так выглядит далеко не весь город. К примеру, буквально в сотне метров от Керлинг-арены я сняла вот такой кадр – современный домик с маленьким садиком (их там несколько приютилось под горкой):
А еще метров через 400 – и вовсе небольшое поле в пойме реки. Это тоже – самый центр…
Корейцы умеют использовать пространство. Так, пляж около нашего отеля в несезон превратился в гигантское выставочное пространство, по которому, особенно в выходные, гуляло очень много народа.
Похоже, каждое селение, входя в черту города, продолжает развиваться по-своему. При этом бережно сохраняются как островки первозданной природы, так и исторические объекты. Несмотря на плотный график, мне удалось осмотреть два имения, принадлежавших крупным общественным и культурным деятелям Кореи XVI века.
Первое имение, Очукхон, что переводится как «дом черного бамбука», построено еще в конце XV века. Оно славится тем, что в нем родились и время от времени жили мать и сын, внесшие большой вклад в корейскую культуру.
Мать, Син Саимдан (1504-1551) корейцы называют «матерью нации». Она – знаменитый художник и каллиграф XVI века, писавшая изящные композиции из растений, насекомых и птиц. Ее портрет украшает корейскую купюру в 50000 вон. Здесь можно почитать о ее жизни и посмотреть ее работы.
Портрет ее третьего сына Ли И (1536-1584) помещен на банкноте достоинством 5000 вон. Он был крупным государственным и общественным деятелем, реформатором конфуцианства и поэтом, который писал под псевдонимом Юльгок. Правда, до нас дошел лишь один цикл его стихов «Девять излучин Косана», написанный традиционной строфой сиджо. Он воспевает Косан — местность на берегу моря в провинции Хванхэ возле города Хэчжу. В России его переводили несколько раз, я нашла в Интернете полный перевод Анны Ахматовой. Выделяю его в отдельную запись.
Но есть и другие переводы. Например, в монографии А.Ф.Троцевич «История корейской традиционной литературы (до XX в.)» я нашла такой перевод второго стихотворения цикла:
Вот первая излучина,
здесь — солнце озаряет пик Венец — Кванак.
В лугах рассеялся туман
и проступили очертанья дальних гор.
А я, кувшин с вином поставив среди сосен,
высматриваю, не идет ли друг?
Дорога в усадьбу ведет через красивый парк, где туристов встречает величественная статуя Юльгока. Аллея выводит на большую площадь с воротами.
Подниматься к ним нужно по довольно крутой лестнице (типичный для Кореи символ духовного восхождения).
Впрочем, для инвалидов и мам с колясками (их тут немало) есть капитальный пандус, обсаженный тем самым черным бамбуком.
Преодолев подъем, я оказалась в окружении маленьких, очень скромных домиков. Все они стоят на высоких фундаментах.
Рядом — печные трубы: дымоходы проходят под полом, согревая здание, а топят такие печи с улицы. Стены тонкие, едва ли не фанерные. Окон нет — если нужно осветить комнату, просто раскрывают части стен на манер ставень. Мебели у корейцев не было, так что внутри смотреть особенно нечего. Впрочем, туда и не пускают. Заглянуть внутрь можно только через раскрытые ставни.
Слева в первом же дворе оказался дом, в котором родился Юльгок. У задней стены комнаты, где он родился, – вымышленный портрет Син Саимдан (прижизненных изображений не сохранилось).
Прямо лестница ведет к святилищу, посвященному Юльгоку.
Перед ним на столе стоит курильница с благовониями, рядом — сосуд с палочками. Многие корейцы, подходя, кладут палочку в курильницу, кланяются. Своеобразная кровля придает ему парящий вид.
В соседнем дворе – главный дом, к которому примыкает кухня, и дом для гостей.
Чуть дальше — еще одно святилище, построенное в XVIII веке для хранения ранней рукописи Юльгока и его чернильного камня.
Их передал в усадьбу один из правителей Кореи, значит, уже тогда здесь было что-то вроде мемориала.
Вот, собственно, и вся усадьба. Заглянув в музей, посвященный ее хозяевам, я, прежде всего, увидела там старинный рисунок и поняла, что реставраторы ХХ века подбавили при оформлении музея изрядную долю пафоса. А еще там удалось полюбоваться рисунками Син Саимдан, правда, в виде копий.
Еще более скромна вторая усадьба, в которой родилась одна из известных корейских поэтесс XVI века Хо Нансорхон (1563 — 1589).
Известным писателем был и ее брат Хо Гюн (1568-1618). Он написал роман «Сказание о Хон Гильдоне», в котором вывел образ благородного разбойника.
Здесь нет и намека на достаток, зато нашелся очень красивый замок, запирающий что-то вроде сарая…
Гуляя по Канныну, я не раз видела небольшие святилища, одно из которых притаилось в сосняке недалеко от отеля.
Около многих были таблички с пояснениями, но – увы – только по-корейски. Оставалось только любоваться их узорами…