МАНИПУЛЯЦИИ С ПРОТЕЗОМ как высокое искусство
В программе фестиваля «Протеатр. Международные встречи», прошедшего 22-24 января на площадке Центра имени Вс. Мейерхольда, этот спектакль привлек мое внимание своим названием – ABSENT. В переводе с английского, это слово означает «отсутствующий, несуществующий», что уже звучит интригующе. Создала спектакль чешская танцевальная компания VerTeDance – не частый, прямо скажем, гость в России. А еще – манящее русский слух сходство (пусть и обманчивое) с названием знаменитой французской настойки…
Словом, выбор был сделан, хотя о самом спектакле до самого начало мне не было известно практически ничего. Кроме разве что нескольких загадочных слов в программке: «Часто то, чего одним не хватает, другие имеют в изобилии, не придавая этому никакого значения. Часто это изобилие помогает выявить, чего же действительно не хватает “человеку с преимуществами”». Начался он тоже не самым привычным образом. Один за другим, в полной тишине артисты медленно выходили из-за бумажного занавеса и садились на банкетки. Каждый отдельно, сам по себе… Не могу сказать, что такое начало меня обрадовало, но, когда сидишь в зрительном зале, приходится покоряться воле режиссера.
Всё изменилось только минут через пять, когда из-за занавеса появилась Она – маленькая хрупкая женщина на протезе.
Прохромала к банкетке, села – и как будто завела невидимый механизм. Люди задвигались, начали приглядываться друг к другу, двигаться – то синхронно, то каждый сам по себе, договариваться, спорить, ругаться и мириться – словом, жить.
Совершенно на равных чувствовала себя в этом действе и женщина на протезе. Более того, примерно к середине спектакля он и вовсе оказался ей не нужен…
Рассказывать, что происходило на сцене – бессмысленно. После окончания спектакля на обсуждении зрители буквально пытали режиссера Яро Винярского по поводу сюжетной канвы постановки – но он только отшучивался, посмеиваясь в бороду.
«Даже не знаю, откуда начать, – признался он в конце концов. – Для меня самое главное – с кем я встречусь. Это определяет то, что будет дальше. То есть идет определенная работа с людьми. Смотрю на то, что делается вокруг и пытаюсь создавать на этой основе какие-то образы… Это – очень сложный процесс…
Я отказался от выступления перед началом спектакля. Хотелось, чтобы каждый зритель посмотрел его и понял по-своему. Каждый по-своему воспринимает жесты, движения, сцены… Мне хочется получить информацию о том, как вы это видите».
Думается, что это желание Яро исполнилось с избытком. Обсуждение продолжалось больше часа, порой занося собравшихся на головокружительные философские высоты. Но в начале всех волновала судьба танцовщицы на протезе.
«Я с детства танцевала, любила танец, – попыталась удовлетворить всеобщее любопытство Маркета Странска. – Когда 20 лет назад потеряла ногу, то очень переживала, что не смогу нормально танцевать и искала группу, где это было бы возможно. Два года назад я встретила Терезу Ондрову, которая создала ателье, в котором собирались разные танцоры, в том числе и инвалиды. Конечно, это – другой способ танца. Но я очень рада, что снова могу танцевать. Когда меня пригласили в спектакль Яро, приходилось решать разные вопросы. Были случаи, когда я не могла что-то сделать, но потом всё налаживалось».
То, что работа шла не гладко, признал и режиссер. «Я сам до этого спектакля не знал, о чем говорить и как использовать Маркету. Потом понял: ее не надо жалеть. Надо рассказать историю человека, у которого одна нога. Надо работать с ней, чтобы показать эту историю как можно ярче». Впрочем, тут же Яро подчеркнул: «Спектакль – это не история «сильной девушки». Маркета играет в нем важную, но не главную роль».
Судя по отзывам зрителей, работа коллективу удалась. Примечательно, что отнюдь не все восприняли действо как привычную «историю взаимоотношения инвалида и общества».
Одна из зрителей и вовсе призналась: «У меня возникли ассоциации даже не с людьми, а со взаимоотношениями каких-то организмов, возможно, даже молекул. Какие-то абстрактные существа вступают в абстрактные отношения. Это – некая природная стихия, представленная с помощью музыки, ритмов и человеческого тела».
Другая, напротив, «прочитала» постановку как послание, которое направлено лично ей: «Как человек живет в теле, как он живет с телом, что ему диктует тело и как с этим справляться? Это – история каждого человека. Мы не знаем, кто мы в этом теле. Оно управляет нами или мы – им? Человек пытается выбросить тело из своего сознания, но оно действует на подсознание, по-звериному. В спектакле это показано очень сильно и порой очень страшно. Мы не знаем, что в нас живет и как это гармонизировать. Тема инвалидности тоже прозвучала, но это, по-моему, не так важно. Каждый человек, на уровне своих проблем, бывает беспомощным, и он всегда нуждается в помощи другого человека. Это очень ценно, это рождает надежду».
Похожие мысли возникли и у психолога, одного из организаторов Московского общественного центра школьной театральной педагогики Татьяны Климовой: «Когда я смотрела спектакль и прислушивалась к своим ощущениям, я с интересом обнаружила, что в моем теле тоже чередуются два состояния. Одно – резкое напряжение, а другое – светлое, гармоничное ощущение освобождения. Я благодарна создателям спектакля за это открытие. Только в мире автоматизма необходимы костыли и протезы, только в нем существует инвалидность. Когда мы оказываемся или помещаем себя в пространство свободного рождения движения, мы все оказываемся в абсолютно равных возможностях, мы одинаково беспомощны перед открытием нового движения, и в то же время ощущаем себя творцами, использующими собственные скрытые ресурсы даже вопреки внешним ограничениям. Хорошо бы всем нам научиться попадать в эту точку свободы!»
Однако многие, подобно арт-директору Центра имени Мейерхольда Елене Ковальской, восприняли спектакль именно как историю «девушки на протезе». «Я, конечно, подготовленный зритель. Но и я не представляла, что можно ТАК передать средствами современного танца сложную философскую идею – призналась она. – Кто-то толстый, кто-то – худой, кто-то ходит на протезе, кто-то – без. Это и есть индивидуальность. И мне показалось, что спектакль ставит перед каждым из нас задачу: что, если у меня будет протез? Как я буду себя вести?»
«Тема ноги, протеза диктует определенные художественные, артистические методы и приемы, – поддержал коллегу директор театра «Эвридика» (Франция) Ришар Летёртр. – Для меня в этом спектакле есть одно «но». Не было проблемы, когда протез лежал на сцене отдельно от человека. Проблема возникла, когда он превратился в орудие пытки. (Я так понял одну из сцен.) Это мне стало менее интересным».
Впрочем, так восприняли эту сцену не все зрители. «Я совсем иначе увидела мизансцену, когда один человек удерживает другого с помощью протеза, – отметила одна из выступавших. – Протез – средство, которое помогает нам физически. А что может помочь нашим мозгам? Можно ли сделать протез для мозгов? Ведь у каждого из нас чего-то не хватает, возможно, стоит поискать протезы и для мозгов… Может быть, таким протезом сможет стать тело другого человека, которое намного мудрее, чем наш мозг».
Кажется, именно эта трактовка оказалась близка режиссерской. «Мы сами долго не знали, куда девать протез на сцене, – признался Яро Винярский. – В конце концов, захотелось показать, как еще его можно использовать. Может быть, он сможет стать головой?»
В дискуссию, не удержавшись, вступила даже модератор обсуждения Наталья Зайцева. «Интересный вопрос: что, если все инвалиды выбросят все свои протезы? – предположила она и тут же ответила. – Нужно заранее знать, что мы с этим будем делать. Пока мы этого не знаем. Получился классный образ, и каждому не мешало бы на эту тему подумать. Когда к героине подошел мужчина и стал уговаривать ее снять протез, я подумала, что происходит что-то плохое, потому что ограничивается возможность человека двигаться. Другие участники спектакля стали ее поддерживать, тем самым поставив в зависимость от себя. Так спектакль обрел для меня четкий сюжет. Люди должны уравнивать возможности друг друга с помощью пандусов, протезов и отношения жалости, поддержки…»
Тот же Ришар Летёртр обратил внимание на интересную особенность спектакля. В одной из мизансцен артист начал производить странные, конвульсивные движения. «Жесты, которые замечательно использует танцор, который изображает нарушение у человека равновесия, сложились в очень красивый танец, – подчеркнул Ришар. – Это – попытка ответа на вопрос: что такое равновесие? Как оно работает? В спектакле много моментов, когда проблема превращается во что-то положительное, когда она диктует новые художественные приемы».
Выступая после него, руководитель Интегрированной театральной студии «Круг II» Андрей Афонин довел это замечание до уровня философского обобщения. «Мне показалось, – осторожно начал он, – что, когда Маркета была на сцене без протеза, она очень красиво и органично двигалась, причем как с помощью партнеров, так и без нее. А когда она вышла на поклон, уже чувствовалось, что ей необходим протез. Для меня это – прекрасный символ того, что на сцене, в творчестве человек не нуждается в протезах, но в жизни, похоже, без них не обойтись».
Своеобразный итог обсуждению подвела руководитель фестиваля «ПроТеатр. Международные встречи» Наталья Попова. «Спектакль дал визуальные ответы на те вопросы, которые в России только начинают задавать. Мы говорим об особенностях, о прекрасном теле, о возможности вклада своей уникальностью, своей неповторимостью. Этот спектакль очень чистый. В нем много символических подсказок, которые не даются в готовом виде. Они рождаются по ходу спектакля. Прекрасно, что у него такое медленное начало. Наше тело, телесная эмпатия подключаются тогда, когда мы отказываемся от каких-то нормальных представлений, бытовых эмоций. Такое начало включает ресурсы, которые есть у нас с вами, но которые обычно не работают. Нам нужно время, чтобы перейти на язык, на котором говорит этот коллектив.
Мне понравилось всё, но возник вопрос: почему так мало в спектакле этого прекрасного взаимодействия? Уже и протез лежит в стороне, и артисты работают как команда, и мы вместе переживаем гармонию их отношений… Я ответила на него так: ведь этого мало и в жизни. Этого должно хотеться, к этому мы все должны стремиться.
И еще мне хочется подчеркнуть умение режиссера, который работает с людьми, имеющими ту или иную инвалидность, доводить частную проблему до общечеловеческого звучания. Здесь идет разговор не об инвалидности, а о тех особенностях, которые являются не только нашим естеством, но и нашим богатством, нашей уникальностью».
А что же ABSENT? Где он, тот самый «отсутствующий элемент»? Размышляя об этом, я подумала: а что, если это – наше сознание? Сознание зрителя, реакцию которого, как верно заметил Яро Винярский, не может предугадать ни один режиссер, хотя бы потому, что у каждого она – своя? Для меня этот непростой спектакль, в конце концов, выстроился в историю о взаимопонимании, о связях, без которых любое сообщество неизбежно распадается на элементы, о том, как трудно их наладить и во много раз труднее – сохранить.
Каждый из нас, вкладывая в увиденное свой «отсутствующий элемент», играет в душе свой спектакль на материале, который предложен авторами постановки и ее исполнителями. По сути, он становится со-автором. Но чтобы это со-творчество состоялось, создатели спектакля должны вложить в него такой энергетический заряд, который выбьет инертное сознание зрителя из бытовой колеи, заставит его иначе взглянуть на привычные вещи.
То, что эта непростая задача успешно решена интеграционным театром, стало для меня еще одним аргументом в пользу того, что большое искусство для человека с инвалидностью – вполне досягаемая высота. Правда, для того, чтобы на нее подняться, надо не только иметь некие способности, но еще долго и упорно пахать наравне с теми, у кого никаких «особенностей» нет.