ГРЕЧЕСКИЕ ПАРАДОКСЫ
Недельный марш по Греции летом, когда от жары спасает только море или кондиционер – это, безусловно, экстрим. Ни того, ни другого в археологических зонах (а в Греции смотришь, прежде всего, их), естественно, нет. Часто нет даже тени. Но — идёшь и смотришь, выпивая литры воды и насквозь промокая от пота. Потому что это — Греция, страна, о которой знаешь с детства, которая десятилетиями манила своими древностями и вечно юными легендами.
И вот что интересно: чем глубже проникаешь в греческую историю и культуру, тем сильнее чувствуешь, насколько книжно-музейные представления о ней отличаются от того, что видишь собственными глазами. Простейший пример: оригинальная греческая мраморная скульптура практически не бывает белой. Со временем, в зависимости от местных условий, статуи приобретают то рыжеватый, то серый, а то и откровенно черный цвет.
Так информация в голове начинает двоиться, порой приобретая форму явных парадоксов. (Напомню: само это слово происходит от греческого paradoxos — противоречащий общепринятому, странный. По толкованию Словаря Ушакова, оно означает «мнение, резко расходящееся с обычным, общепринятым, противоречащее (часто только с виду) здравому смыслу».)
Возраст
Сочетание «Древняя Греция» въелось в мозг с 5 класса — с истории древнего мира. Кажется, ничего, кроме древностей, там нет и не может быть. Следы древности в Греции и правда есть повсюду. Но — только следы. Практически все ее города выглядят неприлично молодо для собственного возраста. Где-то, как в Фессалониках (он же Салоники), постарался пожар начала ХХ века, где-то — превратности судьбы (с раннего средневековья и до середины века XIX легендарные Афины были заштатным поселком), а где-то — само время, разрушающее непрочные строения.
В центре Салоник
Так, уже сегодня гибнет старая Касторья — городок на холме-полуострове на берегу озера Орестиада, что на северо-западе Греции.
Его очаровательные дома XVIII — XIX веков с каменным нижним и деревянным верхним этажом признаны памятниками архитектуры, однако у хозяев нет средств, а порой и желания вести планомерную реставрацию, а государство из-за кризиса перестало выделять субсидии.
И никакой шубный бизнес (главная туристическая фишка городка) не может потянуть такие расходы. Хорошо хоть один из домов, с помощью его бывших хозяев, превратили в музей. Теперь те, кто приехал за мехами, могут с изумлением открыть для себя многослойный греческий уклад, в котором восточные веяния куда сильнее западных.
Чего стоит хотя бы просторная летняя гостиная с расписными стенами, низкими мягкими сиденьями вдоль стен и ковром на полу, где собиралась вся большая семья (3-4 поколения). Столы со стульями появились здесь только в середине XIX века. Или встроенные в толстые стены шкафы, куда, в случае опасности, прятались женщины и дети. Впрочем, чему удивляться, если тысячелетиями Греция была для Европы просвещенным форпостом восточной культуры?
Сохранилось лишь то, что изначально строилось на века, и прежде всего — храмы. В той же Касторье сегодня стоит около 70(!) византийских церквей IX — XVI веков.
Практически все храмы очень малы. Часто у них нет купола и потому внешне они похожи на добротные каменные амбары с двускатной крышей, только с востока из стены обязательно выступает полукруг абсиды. Кажется, что каждую церквушку строили и поддерживали несколько соседних семей. Внешняя скромность объясняется и притеснениями турок, правящих здесь почти 500 лет — они, мусульмане, запрещали иноверцам строительство высоких храмов.
Зато внутри, а порой и снаружи — прекрасные старинные фрески и какой-то поистине домашний уют. Греки и сегодня очень религиозны. До сих пор они строят по обочинам дорог, во дворах домов и даже на крышах часовни по обету. У дорог — часто в благодарность за счастливый исход автоаварии…
Особая проблема – в определении понятия «древность». Древнегреческие Микены были построены более 3,5 тысяч нет назад, самым старым христианским храмам, дошедшим до нас не в руинах, – «всего» полторы тысячи лет. Большинство туристов, собираясь посмотреть «древнюю Грецию», практически ничего не знают о византийском и – шире – христианском периоде ее истории. А между тем, именно с ним связана одна из самых знаменитых достопримечательностей страны – Метеоры.
Метеоры – это «два в одном». Миллионы лет назад в результате не совсем понятных геологических процессов в самом сердце материковой Греции образовался скальный массив с отдельными пиками.
Название местности переводится с греческого как «парящие в воздухе», и это действительно так. Некоторые скалы-останцы достигают высоты 600 метров, у большинства – крутые, практически вертикальные склоны. Как зубы доисторического чудовища, они торчат из зелени распадков. Именно эти неприступные вершины, которые и сегодня являются любимым местом скалолазов со всей Европы, в середине Х века облюбовали монахи-отшельники.
Сначала они селились в пещерах, позже на скалах появились монастыри. Остается загадкой, где древние монахи брали силы, чтобы наладить подъем на скалы необходимых стройматериалов. Тем не менее, в период расцвета, в XV – XVI веках, в Метеорах было 24 монастыря. Сегодня жизнь теплится в шести обителях, от остальных остались, в лучшем случае, руины.
В монастыре св. Николая живет всего один монах, в остальных – немногим больше.
Исключение составляет женский монастырь св. Варвары (Русану), в котором более 30 насельниц.
Чтобы поддержать уникальный комплекс, правительство превратило Метеоры в туристический объект. К монастырям подведены шоссейные дороги и электричество, для туристов проложены безопасные тропы и лестницы, через расщелины перекинуты мостки, а для доставки грузов используются канатные дороги.
Однако вокруг всё сохраняется в первозданном виде, и не нужно прилагать больших усилий, чтобы представить себе, каково было жить на этих скалах. От «перемены судьбы» пострадали только сами монахи – об уединении в Метеорах сегодня можно забыть. Правда, и тут государство пытается смягчить удар: на территории монастырей туристы осматривают только ограниченное число объектов, а один-два раза в неделю в каждой обители бывает «выходной». Однако, как признал наш гид, далеко не все монахи выдерживают такой прессинг…
Пространство
Когда читаешь о войнах греческих городов-государств, воображение услужливо рисует картины грандиозных битв. Впрочем, в этом оно лишь следует описанию древних авторов. И только попав на место событий, начинаешь понимать их истинный масштаб.
Обманчивость пафоса греческих историков я в полной мере ощутила, когда наш автобус подъезжал к Микенам. «А вон там, на холме, Аргос, жители которого разрушили Микены,- махнул наш гид в сторону россыпи домишек. – От него до Микен чуть больше десяти километров…» Действительно, вскоре впереди на таком же холме показались гигантские глыбы стен, некогда защищавших микенский акрополь.
Ученые до сих пор спорят, как в XV — XIII веках до н.э. люди ворочали эти камни, складывая из них не только стены, но и купола гробниц, в которых покоился прах микенских царей. Я же дивилась тому, что битва двух цивилизаций на деле оказалась стычкой жителей соседних поселков, чего-то там не поделивших три с половиной тысячи лет назад, а легендарные цари имели подданных не больше, чем сегодня жителей в заштатном российском райцентре.
Впрочем, все эти арифметические выкладки улетучились, как только я поднялась к стенам города. Вид, который открывается оттуда на окружающую холм долину, заставил меня буквально застыть на солнцепеке, и это — в сорокаградусную жару. Хозяин такого простора, вне всякого сомнения, должен был чувствовать себя владыкой мира. То же наверняка ощущали все, кто поднимался в крепость. А отсюда — один шаг до легенды, которая уже через пару-тройку веков будет неотличима от правды…
Сознаюсь: в полной мере почувствовать величие Микен мне помогла собственная оплошность. Из-за жары я отправилась смотреть крепость не с группой, а не спеша, в одиночку. Увидев указатель, в начале которого красовалось lion’s, я уверенно двинулась по пустынной дороге, т.к. твердо решила дойти до знаменитых Львиных ворот. (Я совсем забыла, что второе слово, tomb, значит отнюдь не ворота, а гробница.)
До ворот я все-таки дошла, удивляясь тому, что шагаю в полном одиночестве. Только ворота оказались не Львиные, а северные, массивные, но ничем особо не украшенные. Именно вид, который открывался от этих ворот, не испорченный толпами туристов, помог мне взглянуть на округу глазами древнего грека, а не пресыщенного жителя мегаполиса. Рядом очень кстати оказалась схема крепости, по которой я легко сориентировалась.
На обратном пути я увидела и полуразрушенную Львиную гробницу — она притаилась в самом начале дороги, и Львиные ворота, полюбовалась мощными стенами цитадели (подняться наверх уже не было ни времени, ни сил).
А чуть раньше, еще с группой, осмотрела единственную неразрушенную гробницу (условно ее называют гробницей Агамемнона, самого известного царя Микен).
Ее конический свод словно пытается пробить толщу насыпанного сверху кургана, который, к слову, не спас усопшего от грабителей. Позже не одно тысячелетие она служила окрестным пастухам укрытием от непогоды. Ирония судьбы: мертвые уступили место живым…
И в тот же день – совсем другое впечатление. По дороге из Афин в Микены мы остановились у моста через знаменитый Коринфский канал. О быстром пути из Эгейского в Ионическое море мечтали еще древние греки, но прорыть 8 км русла через Коринфский перешеек смогли лишь в конце XIX века. Он был открыт в 1893 году и сократил путь судам более чем на 400 км. Но сегодня, 120 лет спустя, по узкой канавке шириной 25 м могут пройти разве что крупные яхты да небольшие пассажирские суда. Так изменилась техника за последнее столетие…
Прочность
Построенная три с половиной тысячи лет назад, гробница Агамемнона и сегодня выглядит, как новая – впечатляет, не правда ли? А ведь древние греки не знали цемента. Все здания они строили, используя силу тяжести, как дети возводят замки из кубиков.
Греческие колонны по структуре напоминали детские пирамидки, собранные из отдельных кругляшей. Правда, способ их крепления был другой. В центре кольца делалось небольшое (не насквозь!) углубление и канавка, ведущая к поверхности колонны. Через эту канавку внутрь заливали расплавленный свинец, который надежно скреплял кольца. Соединенные таким способом, колонны Парфенона простояли более двух тысяч лет.
В 1821 году турки, осажденные греками на Акрополе, начали разрушать колонны, чтобы перелить свинец на пули. Узнав об этом, греческие патриоты передали осажденным партию свинца с условием, чтобы те оставили храм в покое…
Кстати: по-гречески такой способ соединения элементов назывался «армос». От этого корня в большинство европейских языков вошло сразу два слова – «арматура» и … «гармония». Если с первым словом и так все ясно, то логику образования второго надо пояснить. Чтобы колонна смотрелась, как единое целое, части тщательно подгонялись друг к другу, то есть были соразмерны – гармоничны.
Такой способ соединения элементов оказался на руку реставраторам. Многочисленные археологические раскопки для них подобны паззлам, которые можно складывать так и сяк, пока не добьешься нужного результата. Именно так в Дельфах восстановили Афинскую сокровищницу – хранилище даров города Аполлону.
Недостающие части – белые, аккуратные – видны с первого взгляда и лишь усиливают ощущение подлинности. Впрочем, иногда рвение реставраторов становится слишком назойливым.
На афинском Акрополе порой кажется, что находишься на стройплощадке. Реставраторы вдумчиво работают над Парфеноном. По словам нашего гида, они скрывают за лесами попеременно то один, то другой портал. Время от времени скрежещет лебедка, поднимая на скалу нужный груз. А стоящий там же храм Ники ученые перебирали, по меньшей мере, дважды – первый результат их не устроил.
Вечность
Время, люди и стихии делали всё, чтобы стереть следы древнегреческой, а позже – и византийской цивилизации с лица земли. Горели, вопреки изречению, библиотеки. Города разрушали завоеватели и землетрясения, а знаменитый в древности Дион (город Зевса у подножия Олимпа) был подтоплен изменившей русло рекой, покинут жителями примерно в IX веке нашей эры и затем основательно занесен илом. Заболоченные храмы – не самое радостное зрелище.
Грустно глядит на заросли осоки римлянка Юлия, которая когда-то дала деньги на восстановление храма Изиды после очередного землетрясения. Впрочем, потенциал греческой цивилизации был настолько силен, что даже того немногого, что сохранилось, оказалось достаточно, чтобы через тысячелетие забвения свести с ума просвещенную Европу, вызвав взрыв Возрождения.
Однако уникальные находки возможны и в наши дни. В 1977 году была найдены неразграбленными гробница Филиппа II, отца Александра Македонского, и кого-то из их потомков (IV век до н.э.). Перед изумленными археологами впервые предстали древнегреческие фрески, по своему качеству и выразительности не уступающие Микеланджело, тончайшие ювелирные изделия из слоновой кости и золота, в том числе – погребальные венки. В 90-е годы над гробницами был открыт музей, в котором выставлены находки. Снаружи он имитирует погребальный курган, однако в действительности холм над захоронениями был намного больше – 12 метров в высоту и более 100 – в диаметре.
Фотографировать там запрещено, поэтому картинка ниже найдена мною в Интернете. На ней – венок одной из жен Филиппа, пожелавшей уйти вместе с мужем.
Наследниками древнегреческой цивилизации давно стал весь мир. А что же сами греки? С начала XIX века, когда греческие патриоты начали активную борьбу за освобождение от османского ига, среди политиков и культурологов не утихают споры на тему, «те» или не «те» греки живут сегодня в Элладе. Дескать, слишком уж быстро забыли они то, чего достигли за тысячелетие развития до н.э. Чтобы доказать обратное, во второй половине XIX века даже пытались оживить древнегреческий язык, сделав обязательным его изучение в школе. Правда, через пару десятилетий от этого отказались: слишком далеким оказался он от новогреческих диалектов. Для меня же вывод прост. «Высокую» культуру в народе всегда представляет более или менее тонкий слой образованных граждан. Поддерживать ее всегда непросто. В тех же древних Афинах посещение театра было обязательным, а так как простые граждане сбегали с представлений, чтобы заняться собственным ремеслом, им за присутствие платили деньги. Исчезают образованные люди – исчезает и культура, тем более – такая, которая в основном передается «из уст в уста». Но народ-то остается…
На афинском Акрополе до открытия музея каждое утро проходит торжественный ритуал подъема государственного флага. Он крепится на самом высоком уступе на краю скалы. В 1941 году он так же развевался над городом, когда в него вошли фашистские войска. Захватчики приказали охранявшему флаг гвардейцу Константиносу Кукидису снять флаг и водрузить на его место фашистскую свастику. Константинос молча снял флаг, обернул вокруг тела и бросился вниз со скалы. Чем не поступок древнего спартанца?